С развитием современных средств фиксации информации (в частности — глобальных компьютерных сетей), все более распространенным становится представление о последней как об одном из возможных объектов права интеллектуальной собственности. В числе других объектов данного права обычно называют результаты интеллектуальной деятельности (произведения литературы, искусства, технические достижения и т.п.). В данной статье мы кратко рассмотрим проблему допустимости и целесообразности такого определения права на результаты интеллектуальной деятельности.


          Прежде всего, вряд ли можно признать удачной формулировку, данную законодателем в ст.128 ГК РФ. В соответствии с данной формулировкой, к числу объектов гражданских прав, в частности, относятся "… информация; результаты интеллектуальной деятельности, в том числе исключительные права на них (интеллектуальная собственность)..."


          Во-первых, отнесение к числу возможных объектов гражданских прав (в частности, права собственности) каких-либо прав, признаваемая некоторыми авторитетными юристами (Брагинский М.И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений. В сб.: Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика. / Отв. Ред. А.Л.Маковский. М., 1998, с. 125, 128.), все же вызывает серьезные возражения, так как она фактически приводит к размыванию границ вещного и обязательственного права (что признает, в частности, сам М.И.Брагинский см.: указ. соч., с. 115), заставляет говорить об «объекте объекта» (например, в случаях, когда объектом права собственности признается гражданское право, которое также имеет свой объект) (Берновский К. Объект права. Харьков, 1931, с. 49.). Кроме того, сама по себе конструкция «права на право», не обладая очевидными преимуществами перед традиционным подходом, в то же время существенно усложняет правовое регулирование соответствующих отношений (вместо одного права, принадлежащего субъекту, налицо два, а то и целая иерархия прав, «принадлежащих друг другу»).


          Во-вторых, использование термина «интеллектуальная собственность» заставляет нас вновь напомнить о нежелательности дуализма понятий собственности в праве (Рубанов А.А. Проблема дуализма понятий собственности в советском праве. В сб.: Право собственности в условиях совершенствования социализма. / Под ред. В.П.Мозолина и др. М., 1989, с. 16-22.)


          Наконец, вызывает серьезные сомнения целесообразность закрепления в ГК РФ самого термина «интеллектуальная собственность» (точнее было бы «право интеллектуальной собственности») применительно к исключительным правам на результаты интеллектуальной деятельности.


          Анализ законов, действующих в области охраны исключительных прав, показывает, что вполне можно обойтись и без использования понятия «интеллектуальная собственность» (Закон Российской Федерации «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров» // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации (далее — «Ведомости»), 1992, N 42, ст. 2322, Закон Российской Федерации «О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных» // Ведомости, 1992, N 43, ст. 2325, Закон Российской Федерации «О правовой охране топологий интегральных микросхем» // Ведомости, 1992, N 42, ст. 2328, Патентный закон Российской Федерации // Ведомости, 1992, N 42, ст. 2319, Закон Российской Федерации «Об авторском праве и смежных правах» // Ведомости, 1993, N 32, ст.1242.)


          Более того, в ряде случаев это совершенно не мешает использованию проприетарной модели соответствующего права (п. 1 ст. 4 Закона «О товарных знаках»).


          На тех же позициях стоит и принятый позднее других Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информации», относящий к числу возможных объектов права собственности не саму информацию, но информационные ресурсы, под которыми понимаются отдельные документы и массивы документов (ст. 6 Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации» // Собрание законодательства Российской Федерации, 1995, N 8, ст. 609). Фактически, данный закон говорит о праве собственности на материальный носитель информации, что вполне соответствует традиционной модели субъективного права собственности.


          Таким образом, с точки зрения действующего законодательства, мы не видим объективной потребности в использовании понятия «право интеллектуальной собственности».


          Как представляется, требуют дополнительной аргументации и подходы, которых придерживаются по рассматриваемой проблеме некоторые юристы.


          Так, существует подход (Рассудовский В. интеллектуальная собственность и инновационное предпринимательство // Российская юстиция, 1994, N 12, с. 11, Яфаев А.И. Авторское право капиталистических стран: Учебное пособие. М., 1983, с. 11.), в соответствии с которым понятие «интеллектуальная собственность» вполне укладывается в рамки понятия права частной собственности, хотя и с некоторыми оговорками, обусловленными специфическим характером объекта указанного права. Другие (Усольцева С.В. Результаты интеллектуальной деятельности как правовая категория. Дисс. канд. юрид. наук. Иркутск, 1997, с. 13, 23, 28 и др.), признавая неприменимость «классического» права собственности к интеллектуальным объектам, все же активно пользуются термином «интеллектуальная собственность».


          Прежде всего, необходимо еще и еще раз отметить принципиальную неприменимость права собственности в его «классическом» понимании к нематериальным объектам. Не следует, однако рассматривать сказанное в качестве свидетельства крайнего консерватизма автора. В самом деле, попытка непосредственного применения к нематериальным объектам традиционной модели права собственности может привести к весьма нежелательным последствиям. Такими последствиями могут являться: во-первых, абсолютно неэффективное регулирование соответствующих отношений (к нематериальным объектам, в частности, неприменимы многие из существующих методов защиты права собственности, да и «передача» таких объектов по сделке вряд ли практически осуществима), во-вторых, необходимость коренного пересмотра большинства положений науки гражданского права и законодательства (если мы хотим повысить эффективность соответствующей правовой регламентации).


          О принципиальной неприменимости классической модели правоотношений собственности непосредственно к авторским, изобретательским и подобным им отношениям говорят и абсолютное большинство исследователей (Зайцев И.Ф. Изобретение как объект права. Дисс. канд. юрид. наук. М., 1981, с. 24, Мозолин В.П. Вступительная статья в кн.: Розенберг П. Основы патентного права США. М., 1979, с. 20-21, Флейшиц Е.А. Личные права в гражданском праве Союза ССР и капиталистических стран. М., 1941, с. 161.).


          Действительно, «право автора или изобретателя, истолкованное в русле права собственности, теряет абсолютный характер, а относительное право уже не может быть квалифицировано как собственность. Допустить интеллектуальную собственность невозможно без разделения права собственности» (Иванов А.А. Право собственности и товарно-денежные отношения. Дисс. канд. юрид. наук. Ленинград, 1991, с. 120.). Кроме того, в законодательстве Российской Федерации не существует норм о праве собственности, которые могли бы быть безоговорочно применены к «праву интеллектуальной собственности», в частности, для ввода в экономический оборот нематериальных объектов вряд ли пригодны традиционные правовые инструменты, например, договор купли-продажи (Дозорцев В.А. Вступительная статья в сб.: Права на результаты интеллектуальной деятельности. М., 1994, с. 18.)


          Итак, практически все юристы сходятся во мнении, что термин «право интеллектуальной собственности» не может означать непосредственной применимости к результатам интеллектуальной деятельности норм, регламентирующих право собственности. Поэтому, использование вместо правовой категории «исключительные права» термина «интеллектуальная собственность», допустимое (но вряд ли желательное) в политических актах, совершенно нежелательно в правовых актах, имеющих практическую направленность.


          В самом деле, представляется недопустимым обозначать хотя бы и подобные, но существенно отличающиеся друг от друга понятия терминами, сходными вплоть до возможности их смешения (особенно, на уровне обыденного сознания).


          Абсолютный характер ряда прав на результаты интеллектуальной деятельности привел к появлению так называемых проприетарных моделей указанных прав, то есть их моделей, построенных по образцу закрепленной в действующем законодательстве (ст. 209 ГК РФ) модели права собственности (Гайнуллина З.Ф. Правовое обеспечение прав и законных интересов обладателей необщедоступной информации (коммерческой тайны, ноу-хау). Автореф. канд. юрид. наук. М., 1998, с. 10-11, Рассудовский В. Указ. соч., с. 11, Усольцева С.В. Указ. соч., с. 115, 117-118, 120, 175.).


          Не вдаваясь в рамках настоящей статьи в полемику по поводу частных аспектов различных проприетарных моделей (например, по вопросу о применимости к праву «интеллектуальной собственности» правомочия владения), отметим только, что их использование не может предопределить необходимость (и тем более — неизбежность) применения понятия «право интеллектуальной собственности».


          Что же касается самих проприетарных моделей, то мы не видим никаких принципиальных препятствий для их применения к правам на результаты интеллектуальной деятельности. Вообще говоря, наша принципиальная позиция предполагает возможность применения любой адекватной модели указанных прав, лишь бы таковая модель эффективно «работала» и укладывалась в существующую систему российского права (либо напротив, если это более целесообразно, система права была бы несколько подкорректирована и приведена в соответствие с указанной моделью). Разумеется, предполагается, что такая корректировка будет незначительной и не затронет основ отечественной правовой системы (что имело бы место в случае отождествления «интеллектуальной собственности» и права собственности в его традиционном понимании).


          Таким образом, использование законодателем в ст. 128 ГК РФ, а также российской цивилистической доктриной термина «интеллектуальная собственность» представляется недостаточно обоснованным и даже вредным, способствующим распространению неправильного понимания характера и юридической природы прав на результаты интеллектуальной деятельности Впрочем, мы отдаем себе отчет в исторической обусловленности использования указанного термина. (о такой обусловленности см.: Раевич С.И. Исключительные права. Л., 1926, с. 6.)


          В заключение, хотелось бы еще раз напомнить, что "… употребление неправильного термина, постепенно по мере своего распространения, становится причиной извращения самого понятия, соединяемого с ним" (Г.Ф.Шершеневич. Указ. соч., с. 20.). Поэтому спор о понятии «интеллектуальная собственность» — это не просто спор об использовании того или иного термина, но борьба за обеспечение единообразного толкования правовых норм, а значит — за повышение эффективности их применения.